На протяжении долгих лет Lucien Clergue был знаменитостью для узкого элитарного круга.Большую поддержку в начале его карьеры ему оказывали Пабло Пикассо,Жан Кокто и Эдвард Штайхен. И,избежав участи ещё одного провинциала,штурмующего артистический мир Парижа, Клерг сделал для родного города великолепный подарок: фестиваль "Международные фотографические встречи в Арле",который проводится ежегодно с 1970 года и сегодня – один из главных фотопоказов в мире.Клерг всегда был сторонником интуитивной фотографии Интуитивная, самостоятельная фотография, требующая от автора главным образом «не мешать» волшебному процессу создания гениального снимка – это крайне заманчивое направление фотоискусства. Поклонников во всём мире у него гораздо больше, чем достойных внимания произведений. Клерг,безусловно, отличается от большинства его адептов прежде всего многолетним опытом создания осознанных снимков, а также привычкой равно напряжённо искать ответы как внутри себя, так и вовне.
Люсьен Клерг родился 14 августа 1934 года в Арле. В детстве учился играть на скрипке.Фотографии он обучался в родном городе у одного любителя, который работал булочником.Клерга первым среди фотографов приняли во французскую Академию изящных искусств, как настоящего мастера, заслуженно перенявшего славу художников-импрессионистов.Чистое искусство, без использования технических инноваций и компьютерных технологий, доступно не каждому. И потому "поэтами с камерой" до сих пор являются лишь немногие избранные. Недаром Люсьен Клерг твердо отказался от выгодного сотрудничества с глянцевыми журналами, выбрав внутреннюю свободу и независимость в творчестве.

"Фотографии Клерга – это записные книжки набросков Бога", – заметил Пикассо в начале карьеры фотографа. Кажется, вся жизнь Клерга ушла на то, чтобы не разочаровать своего старшего друга и наставника.

Осторожно твой сдуваю сон...
 

Осторожно твой сдуваю сон
И целую каждую ресничку.
Сотни раз любимое лицо
Рисовал на мысленных страничках.

Любимая, грустить не надо,
Слеза — обычная вода.
Скажи, какая в том отрада,
Когда туманит взгляд она?

О, женщина, дитя, привыкшее играть...

 * * *
О, женщина, дитя, привыкшее играть
И взором нежных глаз, и лаской поцелуя,
Я должен бы тебя всем сердцем презирать,
А я тебя люблю, волнуясь и тоскуя!
Люблю и рвусь к тебе, прощаю и люблю,
Живу одной тобой в моих терзаньях страстных,
Для прихоти твоей я душу погублю,
Все, все возьми себе - за взгляд очей прекрасных,
За слово лживое, что истины нежней,
За сладкую тоску восторженных мучений!
Ты, море странных снов, и звуков, и огней!
Ты, друг и вечный враг! Злой дух и добрый гений!

На закате болтали два ангела,
Наблюдая, как солнце небрежно
Красным золотом медленно падает
В моря объятия нежные.

И один говорил: «Знаешь, все-таки,
Ничего нет на свете прекраснее
Тех закатов оранжево-розовых,
Неба этого чистого, ясного.

Пряных запахов майского вечера,
Разговоров на нашем облаке
И минут, когда делать нечего,
И ветра дыхания теплого.

Но любимей всего мне, наверное,
Вспышка света кроваво-багряного,
Когда отблески солнце неверного
В море падают, будто бы пьяные.

Видеть все это – счастье бесценное,
Нет у Бога чудесней творения!
Остальное все лишнее, бренное,
Все ненужное, второстепенное…

А в ответ: «Это все хорошо,
Но любовь ты забыл, как не стыдно!
А ведь в мире, мой друг, без нее
Ни морей, ни закатов не видно . . . . . . . .