Светлана Коновалова родилась и жила в Туле. В 15 лет она вместе с братом, без родителей, переехала в Израиль по программе репатриации. Сразу после школы девушка отправилась служить в армию, где за год упорной службы сменила звание «одинокого солдата» на офицера.

Мы с семьей не планировали переезжать, все случилось спонтанно. Когда я училась в восьмом классе, мой знакомый сообщил, что через пару месяцев уезжает жить в Израиль. Тогда я услышала об этой стране впервые. И загорелась. Учила иврит, интересовалась израильской культурой, начала общаться с ребятами из еврейской общины.

В общине мне предложили воспользоваться программой для подростков «Наале». По этой программе дети, имеющие право на репатриацию, могут приехать в Израиль без родителей и получить там среднее образование. В тот момент я тему спустила на тормозах, так как не хотела оглашать, что вообще здесь ради интереса, «ведь у меня нет еврейских корней». Как я тогда думала.

А потом мама раскрыла семейную тайну — она была еврейкой и тщательно скрывала это всю жизнь. Так было принято решение отправить нас с братом по программе репатриации в Израиль.

Подготовка длилась чуть меньше года. Мы ездили на семинары в Москву, доказывали, что у нас есть еврейские корни. С этим проблем не возникло, мама и бабушка представили все документы. Затем с нами беседовали психологи. Специалисты должны были убедиться, что мы психически созрели для самостоятельной жизни, так как были случаи, когда подростки, оставшись без семьи в Израиле, кончали жизнь самоубийством.

В конце мая 2003 года раздался телефонный звонок и нам сообщили, что мы приняты. Уже в сентябре того года я и мой брат поднялись на борт самолета Москва — Тель-Авив. Самолета, полностью изменившего нашу жизнь.

Первое, что очень удивило и показалось странным в Израиле, — солдаты с оружием на улицах города. Затем я поняла, что это станет неотъемлемой частью нашей новой жизни.

В первом же году нас с братом присоединили к израильской семье для практики языка, общения и поддержки. Наша «приемная» семья стала нам по-настоящему близкой. Эти люди впустили нас в свою жизнь и подарили чувство дома. Даже сейчас, когда прошло уже 15 лет, они остаются нашими родными. С моей настоящей семьей на израильской земле мы так и не воссоединились, но постоянно навещаем друг друга. Сейчас родители ухаживают за бабушкой и дедушкой и не могут выезжать в Израиль, так что в гости в Россию ездим мы.

Сначала трудно было влиться в израильское общество. В школе не сразу все срослось: в нас кидали камни и вешали записки на двери в класс с обидными словами, что мы русские и должны уехать туда, откуда приехали. Это было неприятно, но делало нас сильнее. Конечно, со временем мы нашли друзей среди местных, выучили язык и стали с ними на одной волне. Школьная пора подходила к концу.

По дороге на последний экзамен перед выпускным мы услышали непонятный шум на улице. Потом еще один. Еще и еще. Школьный автобус развернули назад. Через пару часов выяснилось: на северной границе Израиля открыли боевые действия. Началась Вторая Ливанская война.

Ливанская война длилась около месяца. Тем, кто никогда не слышал звук разрывающегося снаряда рядом и не видел дымовой «гриб» после взрыва, это может показаться мало. Но слышать сирены и вздрагивать при каждом взрыве — страшно. Мы спали на матрасах в подземном бомбоубежище.

Со временем наше поселение превратилось в военную базу. Стояли танки и резервные войска, организовали лагеря. Многие жители покинули север Израиля и уехали в центр или на юг страны, чтобы спать спокойно.

Меня призвали в армию 7 января 2007 года. В день призыва нам выдали форму, железный диск на шею с именем и личным номером, который сопровождал каждого солдата всю службу. После долгого тяжелого дня нас отвезли на базу для прохождения курса молодого бойца. Каждый солдат получил личное оружие. Служба началась.

Я очень хотела делать что-то важное. И выбрала себе должность, которая заключалась в работе с ранеными солдатами и их семьями. Рассказывала, что полагается при несчастных случаях пострадавшему, какие существуют права в случае получения инвалидности. Семьям погибших солдат я оказывала психологическую помощь. Вместе с коллегами мы обязательно их навещали, устраивали поминки. Это огромная работа, тяжелая эмоционально и физически.

В армии меня назвали «одиноким солдатом», потому что я приехала в эту страну без родителей и не могла чувствовать их поддержку на протяжении всей службы.

Служат тут и юноши, и девушки. Первые — три года, вторые — два. Уже в 11-м классе школы каждому подростку высылают приглашение в армию и отправляют на проверку: изучают состояние здоровья и психологические данные, интеллект и мотивацию. От призыва освобождаются замужние или беременные девушки. Также могут освободить по состоянию здоровья.

Для жителей Израиля патриотизм — не пустой звук. Есть, конечно, и такие, кто пытается обманом через психиатра получить отсрочку или просто не прийти на призыв. Их ищут и наказывают по закону вплоть до тюремного заключения — в зависимости от срока уклонения.

Выпускники школ с отличными аттестатами могут попросить отсрочку на время получения высшего образования. Министерство обороны может дать такое разрешение при условии, что человек после окончания вуза прослужит три года срочной службы и еще четыре после получения офицерского звания. При этом Минобороны оплачивает учебу, проживание студента, ежегодный отпуск и свадьбу.

Срочная служба в армии оплачивается, но платят буквально копейки. В мое время это было около $100 в месяц. Для понимания, на тот момент прожиточный минимум в Израиле был около $1300.

Мне, как одинокому солдату, платили больше. Помогали с оплатой жилья и давали карточки-купоны в продуктовый супермаркет. Так власти поддерживают тех солдат, у которых нет семьи в Израиле. Если у семьи сложное финансовое положение, помогают продуктами питания — собирают коробки домой. Если есть проблемы с проживанием, то дают комнату в военном общежитии.

В Израиле служба не такая, как мы привыкли в России. Здесь солдат не уезжает на год-два, успевая навестить семью всего лишь раз. Есть служба на открытых и закрытых базах. Открытые полегче: солдат ходит на службу как на работу, возвращаясь домой каждый вечер. Иногда остается на дежурство на ночь или на выходные. На закрытых боевых базах построже: солдаты спят на базе, отправляясь домой только раз в две-четыре недели на выходные (обычно это пятница и суббота). Военные боевых войск имеют личное оружие, с которым они отправляются на выходные домой.

Романтичные отношения в армии условно запрещены. На любой военной базе есть четкое разделение на женскую и мужскую территорию. Между собой они ограждены забором, переходить который нельзя. Но молодые люди все равно встречаются. Некоторые даже могут спать друг у друга в комнатах. Во время срочной или сверхсрочной службы никто никого не проверяет, тем более в ночное время. Другое дело — курс молодого бойца, офицеров или командиров. Там с этим очень строго, наказание можно получить даже за поцелуй в щечку. Денежный штраф, лишение выходных на месяц, строгий выговор — решение выносит армейский суд.

Сам по себе армейский суд и его наказания не страшны. Но каждая оплошность и проступок будут записаны в личное дело солдата и в дальнейшем могут испортить карьерную лестницу.

Чтобы навестить солдата, находящегося на закрытой базе, родственники должны получить специальное разрешение либо должна быть веская причина. Например, если военнослужащий получает очередное звание, то его семья приезжает на церемонию награждения.

Армия дала мне очень многое. Это огромное количество друзей, ни с чем не сравнимый жизненный опыт. Я дослужилась до звания капитана и должна была получить майора. Но ушла по личным обстоятельствам — решила строить семью. Совместить это было невозможно, пришлось выбирать. Потому что армия требует много времени, сил и энергии. Даже если ты уходишь каждый день домой, все равно остаешься защитником страны — а это работа 24/7.

источник