Ретро-детектив о семейном насилии из времен Российской империи. На скамье подсудимых представительница старинного дворянского рода, богатая помещица, еще довольно молодая особа. Ее обвиняют в хладнокровном убиении собственного супруга, тоже потомственного дворянина и богатого землевладельца.

В преступлении сознались ее сообщники, да и сама женщина ничего не отрицает. И рассказывает суду и присяжным свою версию событий…

Этот судебный процесс состоялся в городе Городня Черниговской губернии в 1888 году. Молодая помещица Александра Дмитриевна Неговская, обвинялась в том, что умышленно расправилась с собственным мужем. Она приказала своим крестьянам связать супруга, а потом выпустила в беспомощного мужчину три пули из револьвера.

Что же толкнуло ее на такой шаг?

Этого желали понять и судья, и присяжные заседатели, и многочисленные зрители в судебном зале.

Несмотря на две попытки, семейная жизнь Александры Дмитриевны в девичестве Семеновской, так и не сложилась. Ей всего 27 лет, дочь полковника-артиллериста, крупного землевладельца. Получила блестящее по провинциальным меркам образование и в своё время считалась первой красавицей Городни.

Даже предварительное шестимесячное тюремное заключение, по отзывам корреспондентов в судебном зале, не смогло обезобразить подсудимую:

«Из-под серого арестантского армяка выглядывали прекрасные руки, из-под белого платка видно довольно красивое лицо, покрытое мертвенной бледностью. В её больших голубых глазах виделось только отчаяние».

Окончив гимназию, 17-летняя Александра Семёновская вышла замуж за богатого помещика по фамилии Савич.

В первое время муж вел себя тихо и скромно, потому, что всеми финансами распоряжался его отец. Но после кончины родителя, продав с братом доходное родовое имение, пустился во все тяжкие. Кабаки, карточные клубы и дома терпимости стали местом его постоянного пребывания.

Ни жена, ни двое родившихся детей его не интересовали. Савич мог спокойно не возвращаться домой неделями. А жена терпеливо ждала, прекрасно зная от подруг и знакомых о похождениях мужа. Итогом таких семейных отношений стали запущенный сифилис и чахотка, которые заработал гуляка во время своих кутежей.

Как только стало известно о болезнях супруга, 23-летняя Александра Дмитриевна забрала детей и уехала к матери (отец уже скончался) в имение. О разводе не могло быть и речи, его никто не даст, ни суд, ни церковь.

Непутевый муж, прокутив свалившееся на голову наследство и приданое супруги, через пару лет заявился к жене, но Александра не пустила его даже на порог родительского дома. Брошенный всеми, уже не встававший с постели Савич, вскоре скончался...

И это не какой-то забитый и неграмотный голодранец, а богатый представить старинного дворянского рода, получивший гимназическое образование и вхожий в высшее общество.

Александра Дмитриевна переехала в губернский Чернигов, сняла большой дом и стала искать репетитора для подросших детей. Однажды в гостях у знакомых, ей представили Петра Неговского – блестящего молодого человека, родовитого и образованного. Вдове по секрету шепнули, что его отец, богатый помещик, поссорился с сыном, выгнал из дома и лишил содержания. Но, тем не менее, как единственный ребенок, он все равно унаследует немалые земли.

Неговский приглянулся молодой одинокой женщине, стал заниматься с ее детьми и довольно быстро из гостиной переместился в спальню хозяйки. В городе пошли пересуды, и молодым людям ничего не оставалось, как пойти под венец.

Как рассказывала на суде Александра Дмитриевна Неговская, кошмар начался на третьи сутки после свадьбы. Тогда муж впервые избил ее, после того как беспробудно пьянствовал со дня венчания, а молодая супруга попыталась вывести его из запоя. И это была ни какая-то пощечина, а настоящая садистская экзекуция, после которой она не могла выйти из дома неделю.

Со временем рукоприкладство стало не просто частым, а единственным способом общения мужа-тирана с терпящей все супругой. Причем, как отмечала женщина на суде, приемных детей Петр Неговский ни разу не тронул пальцем, зато постоянно кричал на них и любил «лупить и воспитывать мать» на глазах ее ребятишек.

Появляться в обществе с постоянными синяками Александра Дмитриевна не могла. Разъехаться и жить раздельно с таким мужем почему-то тоже не решалась. Все пыталась подстроиться под его прихоти, надеялась, что сможет укротить его буйный нрав. А потому переехала всей семьей в имение матери, где им выделили отдельный флигель в большом господском доме.

Но если в Чернигове у Петра Неговского были какие-то встречи и развлечения (работать он бросил сразу после свадьбы), то в глухой деревне от безделья и скуки, он стал пить практически каждый день. А когда напивался – пускал в ход кулаки. На увещевания тещи огрызался.

Мужа-садиста нисколько не смущало, что он живет на средства своей жертвы. В какой-то момент одних побоев ему становилось мало, и он придумывал для супруги самые изощренные наказания.

Так мог ночью проснуться и начать кусать и царапать рядом лежащую Александру. Выгнал из дома всю прислугу и заставлял жену выполнять хозяйские дела – и еду готовить, и стирать его белье, и мыть полы, чего родовитая дворянка никогда ранее не делала.

Судя по стенограмме суда, Александра Дмитриевна обмолвилась, о том, что и отношения в супружеской спальне были не вполне нормальными и сопровождались насилием. Впрочем, об этом она постеснялась говорить публично…

Почему женщина больше года терпела и безропотно сносила насилие и унижение от мужа, которого фактически содержала?

Побивание жен «в воспитательных целях» в российских семьях того времени – дело обыденное, даже поощряемое обществом. Понятное дело публично о подобном говорили применительно к необразованным крестьянам, реже к лишенным благородного происхождения купцам и мещанам. А вот в высшем свете, у дворян, семейное насилие – недопустимо. Но это на словах, а что там за закрытыми дверями усадьба и имений, никого не интересовало.

Вот, наверное, поэтому Александра Дмитриевна Неговская, молчала о своих бедах, сталась тщательно скрыть следы побоев. Боялось, что о непотребстве узнают ее родовитые соседи, и она станет не вхожей в лучшие дома своей Городни. Никто руку помощи ей не протянет, будут только презирать, ибо бить жен – это удел «быдла», а мы благородных кровей! Ежели допустила подобное обращение с собой, то сама и виновата!

Вот такой хруст французской булки.

Ночью 24 сентября 1883 года Петр Неговский проснулся с жуткого похмелья, стал искать, чем бы поправить здоровье, и не обнаружил алкоголя. Кто виноват – правильно жена!

На несчастную супругу посыпались удары. Вопли дочери услышала мать, позвала двух дворовых работников с фамилиями Ковшун и Пилипенко, и бросилась во флигель к «молодым». Мужикам ничего не оставалось делать, как усмирить буйного барина и привязать его веревками к кровати.

А потом случилось непредвиденное. Александра осталась во флигеле со связанным мужем, который орал благим матом, обещал расправиться и с женой, и тещей, всячески их оскорблял. Бабушка увела внуков, двое крестьян остались дежурить на кухне. У них молодая хозяйка затребовала топор – они ей дали безропотно, не спросив зачем.

Как потом расскажет подсудимая Неговская, нанести удар топором по голове беснующего мужа она так и не смогла. Тогда приказала Ковшуну и Пилипенко принести отцовский револьвер, хранившийся в кабинете. Те выполнили наказ, не спросив, зачем барыне оружие.

А затем ночь оглушили два выстрела. Оба крестьянина вбежали во флигель и обнаружили рыдающую молодую барыню и бездыханное тело ее мужа. Мужчины запричитали, они поняли, что пойдут на каторгу, как соучастники убийства. Тогда Александра Дмитриевна придумала план инсценировать самооборону – якобы безумный муж в очередном припадке схватился за топор, а она, обороняясь, выстрелила из случайно оказавшегося рядом револьвера. Ковшун и Пилипенко должны были, как свидетели, все подтвердить.

Пока готовили место преступления для полиции, застреленный Неговский стал подавать признаки жизни. И тогда Александра Дмитриевна безжалостно выстрелила в него в третий раз. И этот выстрел стал для нее роковым, а для мужа-зверя фатальным.

Утром молодая вдова явилась в полицию и поведала заранее заготовленную историю. Но в ее плане оказались два огромных изъяна. Хорошо сохранившиеся следы от веревок, указывающие, что убитый не бегал с топором, а лежал обездвиженным, и три выстрела, которые слышала вся деревня. Сначала два, а потом, минут через двадцать, еще один. И три пулевых отверстия в теле. А это значит, что Петра Неговского добивали.

Вся троица раскололась на первых же допросах. Крестьяне сдали хозяйку, та, совершенно поникшая, не стала отпираться.

Александре Неговской предъявили обвинение в умышленном убиении собственного мужа, а Ковшуну и Пилипенко – соучастие в данном преступлении. Ни на следствии, ни во время судебного слушания черная вдова даже не пыталась оправдаться. Вот ее слова из стенограммы суда:

- Когда я с ним покончила, то почувствовала, что у меня спала с плеч целая гора, мне легче стало, лучше пойти одной в Сибирь, нежели заставить страдать детей и всю семью. Я теперь нахожусь в тюрьме, при ужасной обстановке и в неблагоприятных условиях, но чувствую себя лучше, нежели прежде.

Рассказ Александры Дмитриевна об ужасах семейной жизни подтвердили соседи. Они все слышали, каждый день и каждую ночь, когда буянил Петр Неговский, но не вмешивались. Не принято так!

Присяжные уже тогда были готовы оправдать мужеубийцу, так на них повлияла исповедь госпожи Неговский, но знаменитый и высокооплачиваемый киевский адвокат Лев Куперник (19845-1905), нанятый маменькой Александры, преподнес свой главный козырь. По требованию защиты, во время вскрытия сделали трепанацию, и врачи установили «прижизненные необратимые изменения в головном мозге, явно свидетельствующие о ненормальности и расстройстве умственных способностей мужчины».

Т.е. буйство Неговского подтверждалось помутнением его рассудка. Что именно были за «изменения» из стенограммы суда непонятно, но, кажется, установить помешательство хирургическим путем, после смерти человека, современная медицина не может…

Также защита добилась того, чтобы в перерывах судебного заседания Александре Дмитриевне позволили общаться с матерью и детьми, которых она не видела 6 месяцев, пока сидела в камере. Радостные детские крики, слезы счастья матери, причитания бабушки, совместные обнимания и рыдания, все это происходило прямо в зале, на глазах всех участников процесса…

А выверенная и трогательная речь адвоката Куперника окончательно довела до слез присяжных заседателей и охочую до скандалов публику в зале.

Вердикт был однозначным – преступление имело место, госпожа Неговская совершила его, но она невиновна. Заодно невиновны и Ковшун с Пилипенко, на судьбу которых, если честно, всем было «наплевать».

Последние слова судьи о завершении дела и освобождении подсудимой в зале суда, потонули в зрительском оре – словно в театре, одни кричали «браво», другие аплодировали, а третьи бросились к Неговской и попытались вынести ее на руках на улицу...  

источник