В новом фильме режиссера Роберта Эггерса, хите Каннского кинофестиваля, Уиллем Дефо учит Роберта Паттинсона пить, но последний не выдерживает накала страстей.

На забытом богом острове где-то на краю Англии девятнадцатого века живет смотритель маяка Томас (Уиллем Дефо). С материка в помощники ему отправляют молодого человека по имени Ифраим (Роберт Паттинсон). Ифраима жизнь потрепала еще на материке, посему на остров он приезжает в состоянии полнейшего отсутствия любых желаний и воли к жизни. К тому же Томас обращается с ним как с последним псом, заставляя выполнять самую неблагодарную работу. Но на острове их только двое, и отношения между двумя мужчинами становятся все ожесточеннее.

Эггерс — один из тех режиссеров, благодаря которым фильм ужасов как жанр полностью переродился несколько лет назад, став умнее и проницательнее, исчерпав старый набор пугающих трюков. Эггерс дебютировал в 2015 году с картиной «Ведьма» о скитаниях семьи колонистов по немытой Новой Англии XVII века. Уже тогда было понятно: Эггерс — режиссёр большой и далеко пойдет. Но со вторым своим фильмом он даже превзошел возложенные на него киносообществом ожидания.

Будем честны с самого начала: «Маяк» совсем не страшен в привычном смысле жанрового кино, которое преследует единственную цель — напугать. Это тончайшая стилизация под кинематограф немецкого экспрессионизма, начиная с формата экрана 4:3 («неудобный», вызывающий зрительское беспокойство и приступы клаустрофобии формат старого кино) до специфичных операторских решений, особенно ракурсов. Камера часто смотрит в упор на героев, тем самым как бы не давая им скрыться от преследующего их на острове злого рока.

 

Второй сильной ассоциацией, безусловно, становится Хичкок и его «Птицы». А в какой-то момент «Маяк» вообще практически станет формальным двойником дрейеровских «Страстей Жанны д’Арк» — все так же благодаря выбору искривленных, болезненных ракурсов для съемки. Разбор фильма на составляющие его цитаты в 2020 году вряд ли может быть назван радикальным методом просмотра, но в случае с фильмом Эггерса это, во-первых, действительно превращается в невероятно увлекательный процесс, а во-вторых, кроме удачной стилизации у Эггерса получилось само по себе очень зрелое и зрелищное произведение, полное неподдельного психологизма. Страха, как было сказано выше, этот фильм не вызовет, но точно вызовет беспокойство, сосущее под ложечкой.

В «Маяке» много сюжетных линий, за которые хочется зацепиться и которые по сути представляют собой лишь скудные наброски, которые зритель и должен довести до ума. Например, невероятная тяга Ифраима к вершине маяка, к спасительному огню, которая без труда дает возможность провести аналогию с образом Прометея. Или же маленькая статуэтка, своего рода кукла вуду, которую Ифраим опасливо прячет в закромах и которую он нашел тут же, на острове. Эти статуэтка выглядит как жалкий анахронизм, но именно она помогает ему все еще чувствовать себя живым, в ней ему видится связь со своей прошлой жизнью, в которую он все еще полагает, что вернется. Затем он в ярости раскалывает статуэтку ножом — похожий пассаж про разбитые фигурки есть в книге Марии Степановой «Памяти памяти», где она говорит о подобных вещах как единственных способных к сохранению прошлого именно благодаря своей потрепанности, «побитости», надколотости жизнью.

Чем дальше, тем больше алкоголя льется рекой, тем больше драк затевает Ифраим, тем тяжелее становятся его фантазии. И до конца в «Маяке» многое так и остается неясным: существовал ли действительно герой Дефо или же он плод воспаленного воображения допившегося до чертиков Ифраима, придет ли за ним спасительная шлюпка, работал ли на маяке хоть кто-нибудь раньше, кто та девушка, которая является Ифраиму в образе русалки? Все эти вопросы просто вбрасываются Эггерсом в фильм, и, полагаю, его не особенно интересуют точные ответы. Талантливому режиссеру — а Эггерс, безусловно, таковым является — всегда интереснее наводить на размышления.

 источник